Поезд дернулся, зашипел и остановился. Я курил в тамбуре, наблюдая за дачниками, давившими друг друга, в надежде занять свободное место. Лопаты, рюкзаки, саженцы вишен в руках – весна полным ходом спешила убраться из города на просторы. Я прошел на свое место у окна и открыл томик Акутагавы, с некоторых пор я читал только его, великого мастера новеллы, не разменявшего себя на дутые романы. Своеобразный стеб над жизнью – читать японца в переполненной русской электричке, с разговорами за жизнь, пьяным мычанием и перепалками. Однажды я подумал, что русские самураи, наверное, перерезали б себе горло в силу ментальности… у нас все не так поэтично. Поезд заглотил новую порцию и закрыл двери, дернулся и поехал. Солнце светило прямо в лицо, не давало сосредоточиться и я отложил книгу. Я осмотрелся. Напротив сидел мужчина лет шестидесяти с одной единственной розой в руках, рядом с ним клевавшая носом тетка, зажав между ног обширную сумку с харчами, а с края - дедок, маленький и суетливый со слезящимися глазами и вздернутым носом, подходящий персонаж для старых комедий. Он долго вздыхал и оглядывался, потом не выдержал и сказал в никуда: - Ну и жара! Если весна такая, что летом будет? Посохнет опять, поди, все, как о прошлом годе… Все молчали и, не найдя поддержки, он тоже замолчал. Но не надолго. Увидев книгу в моих в руках, он снова оживился и спросил: - Не интересная, наверно? Или не читается? Да по такой жаре, оно и понятно – так и печет… Я не вступал в беседы в электричках, по опыту зная, что кроме погоды и новой власти, говорить больше не о чем. Но было как-то неудобно оставить безответной его простоту, и я сказал: - Да... Печёт - Вот и я говорю, — обрадовался дедок, — куда мы котимся с такими урожаями… Тогда пшеницу покупали, а теперь картошку с луком будем за валюту брать! Он источал духан вокзального буфета, где можно выпить водки с пивом, и я решил, что в город мой попутчик ездил к детям, проведывал, как говориться, раз так налегке возвращался. - Дочь проведывали? – спросил я наобум. Старик вздрогнул, и как-то испуганно посмотрел на меня. - Откуда знаешь? - Догадался, — ответил я, усмехнувшись. - Ишь какой! – восхитился дедок. – Верно угадал. А звать тебя как? Было бессмысленно не говорить и я сказал: - Максим. - А я – дед Ваня. - Вот и познакомились! - А ты куда? - К родителям. - Ну это правильно, родителей нельзя бросать одних… Ох, знал бы ты, дед Ваня, как редко помню я про это… Я сделал вид, что прикрыл глаза, пристроив голову к окну вагона, мне больше не хотелось говорить. Дед Ваня заскучал, но был еще один попутчик – мужчина с розой, печальный человек с печальными глазами. Дед оценивающе посмотрел на него и спросил: - К любимой што ли едешь? В деревне подыскал? Там своих цветов хватает… купил бы лучше ей халат… Я засмеялся, но тут же осекся, увидев его глаза – такие глаза говорят о многом … Как ни странно, но он ответил: - К любимой, вы правы. - Молодуху подыскал? – продолжал дед Ваня. Мужчина с розой как-то грустно улыбнулся. - Да нет, мы – ровесники. - Тогда - это любовь, — констатировал дед Ваня со всей своей прямотой. - Живет-то где? – продолжал он. – Я тут все места знаю. - На разъезде, — ответил сосед напротив.- Следующая остановка. - На полустанке? – удивился дед Ваня.- Погоди, так там ток сторожка кладбищенская, чет я не знаю, кто там живет … Ничего не сказав, мужчина поднялся и пошел к выходу. Он скрылся в тамбуре, и на его место тут же плюхнулась одутловатая тетка с баулами. Поезд зашипел дюжиной рассерженных старух и снова остановился. В окно я увидел, что на перрон вышел только один человек – наш бывший попутчик. А потом я увидел ограду и кресты сквозь деревья… - Вон оно… любовь-то какая бывает, – всхлипнул дед Ваня и посмотрел на меня, он понял все раньше. – Вишь, как оно… а я-то не догадался, хоть и знаю тут все места… Я не знал, что ему сказать и снова отвернулся к окну. Я тоже был потрясен, теперь я знал, что она есть… Мне захотелось выскочить на ходу и догнать этого человека, остановить его и сказать спасибо, просто сказать спасибо… но поезд набирал обороты и увозил нас с дедом Ваней все дальше и дальше… Мы молчали и только стук колес, все еще бил по мозгам, напоминая об увиденном…
